Все остановились перед ним, почтительно снимая шапки свои. Только старик надвинул свою шапку глубже на глаза и глухо промолвил: "Я не буяню; твои люди меня обижают…"
— Нет, князь Василий Юрьевич, не мы, а они на нас наскочили! Мы смирно себе ехали, как вдруг нелегкая вынесла этих разбойников, вот из этих ворот, прямо на нас — чуть было не убили. Мы стали им порядком говорить, а они драться кинулись — вот этот рыжак; да и старичишка-то все поджигал…
"В плети их! Руби у них постромки!" — закричал князь Василий.
— Князь! остановись! — сказал старик, задыхаясь от гнева, — будешь жалеть!
"Что ж вы стали? Принимайся!" — воскликнул Косой, не слушая речей старика.
— Князь! побереги себя и меня. Разве ты меня не узнаешь?
При сих словах князь Василий остановился и, смотря на старика пристально, сказал вполголоса: "Как? это ты…"
— Я, я, — отвечал старик, перебивая речь его, и как будто не хотя, чтобы назвали его по имени.
Князь Василий махнул рукою своим людям. "Перестать! — крикнул он строгим голосом. — Вы все в щеть лезете. Я вас знаю, буяны! Разведи лошадей!"
Все умолкли и ворча принялись распутывать и разводить лошадей.
"Мне хотелось бы, — сказал князь старику, — знать… Как бишь твое имя?"
— Я московский купчина, Иван Лукинич, и готов служить тебе, князь Василий Юрьевич, добрым словом и благим делом. — Голос его еще дрожал от досады.
"Да, да, Иван Лукинич, старый знакомый…" Между тем, как все окружающие удивлялись изменению обстоятельств и перемене разговора, не понимая, чем умел простой купец так мгновенно успокоить, укротить гордого князя Василия, приблизился и другой седок княжеских саней. Он подходил, совсем не сердясь, не бранясь, и шутливо вскричал князю Василию: "Ты заморозил меня, как свежую рыбу… Что у вас за разговоры? Брань или мир!"
— Брат! — сказал ему князь Василий Косой, — узнал ли ты старого знакомого, московского купца Ивана Лукинича, Лукинича что ли? Поздоровайся с ним и поприветствуй его!
"Кажется, он хорошо приветил наших передовых", — сказал товарищ князя Василия.
— Грех да беда на кого не живет, князь! — отвечал старик, не снимая своей шапки.
"Как? что? — вскричал с удивлением товарищ князя Василия. — Во сне или наяву московский дух воочью появляется — недуманно, негаданно! — Так ты ныне начал торговать, Иван… как бишь… Прежде звали тебя Иваном, да прозвище-то было у тебя не то. — Он громко захохотал… — Старый знакомый… Ха! ха! ха!"
Косой с досадою сказал тогда своему товарищу: "Ты сам не знаешь, что говоришь, — и громко закричал, замахнувшись на окружающую их толпу любопытных зрителей. — Что вы рты разинули тут, голодные галки? Убирайтесь за добра ума! Эй! гоните прочь этих болванов!"
Как дождь, рассыпались при сих словах все собравшиеся вокруг зрители и кинулись во все стороны. Одни спешили бежать в дома свои; другие спрятались за заборами, за грудами снега. Князь Василий, товарищ его и старик сошлись вместе. Заметно было, что старик и князь Василий с жаром начали что-то говорить; товарищ князя смеялся и наконец громко сказал: "Пойдемте хоть в эту избушку на курьих ножках; что за толки на морозе…" Они пошли в постоялый дом, где останавливался старик. "Эй! князь Роман! закрой хорошенько наши сани, — закричал Косой. — Да посветите, провалитесь вы — кто здесь — тут домовой голову сломит…"
Поспешно вынесли из избы пук горящей лучины и прогнали всех, кто там был. Князь Василий, товарищ его и старик пошли туда. Любопытный народ начал выглядывать из всех ворот на улицу, где провожатые старика и князя Василия, спокойно и без ссоры, распутывали лошадей и выправляли сани.
"Дедушка Матвей, дедушка Матвей! где ты?" — тихо спрашивал один из его товарищей, заглядывая под сарай.
— Здесь, — отвечал дедушка Матвей, расправляя оглобли и готовясь запрягать.
"Да неужели ты уж собираешься ехать?"
— Чего ж мешкать? Бог с ними!
"Ты еще спозаранки убрался, а уж что мы видели…"
— Да как увидел я, что старик-то столкнулся с князьями, так и Господь с ними! Близ князя, близ смерти…
"А сам же ты бросился разнимать?"
— Коли видел, что на одного пятеро, так, как же иначе? — а коли эти князья, да бояре, так нашему брату — унеси Господи из посконного ряда без отрепьев! Пусть дерутся, пусть и разделываются сами.
"Какой же это князь-то, дедушка Матвей?"
— Будто не слыхал? Князь Василий Юрьевич Звенигородский с братом.
"С каким братом? Ведь их, говорят, трое у старого князя Юрия?"
— И вестимо, что трое: два Димитрия, да один Василий. Вот Василия-то называют Косой, одного Димитрия — Шемяка, другого — Красный.
"Ох, дедушка Матвей! не видал ты страсти! Как закричит на нас этот князь — ну вот так душа в пятки и ушла… И теперь руки не поднимаются — невесть что подеялось, как обморочили будто, — народ-то православный кто куда… А уж этот-то старик, что с нами-то ночевал — словно деревянный — меня вчуже за него морозом подрало по коже, а он стоит себе, глазом не смигнет".
— Полно калякать; запрягай-ка поскорее…
"Да где наши-то ребята, Бог весть…"
— Поищи их, а я пойду, разочтусь с хозяином, да оденусь; ведь я думал было, что добрых людей бьют, да выскочил нараспашку…
"А разве тут не добрые люди?"
— Полно, говорят тебе, не твое дело! Ты парень молодой, твоя стать слушать да молчать, молчать да слушать!
Дедушка Матвей пошел к дверям избы, оставя товарища под навесом; в раздумье ходил этот бедняк с места на место и не знал, за что надобно приняться. У дверей избы стоял рыжий толстяк, и едва дедушка Матвей хотел переступить через порог, толстяк тихо и угрюмо сказал ему: "Прочь! куда лезешь?"