Клятва при гробе Господнем - Страница 74

Шепот одобрения пронесся в собрании. Одушевленный сим, Исидор продолжал:

"Прешедший волнения Понта Эвксинского, мнил я поставить стопу мою на твердой земле Московской и обретаю треволнующуюся войну, гремящую, как праведно изрек Омир, паче нежели десятью тысячами гласов человеческих, зрю раздор, с кровавыми очами, готовый возжечь села и грады, кущи и веси. Мира законно и праведно есть желать человеку, а наипаче князю, ибо всякое враждебное общение неподобно ему, есть-бо начало и вина бед, чего ради явленно показуется мир имети за некое основание нерастерзанное. Все люди послушливо последуют сему обычаю, подражают по силе и действию оному, благому, и отсель твердость является, и царства и земли крепит".

Исидор снова остановился. Снова шепот одобрения раздался между всеми, боярин Иоанн, с досадою, проворчал: "Краснобай!" Юрий казался внимающим и задумчивым.

"Вижу тебя, окруженного доспехами брани и сильными стратигами; видел я Москву, оглашаемую звуком труб бранных; зрел я селян, бегущих от пламени, рубящего избытки их, и — о горе велие и тяжкое! вестник благословения духовного Владыки — узрю смерть, пирующую среди крови и слез! О! никогда! Отверзи слову мира ухо твое, князь Георгий. Говорить ли мне о гибели, следующей за войною? Ты ведаешь сие. Изображать ли тщету бранныя славы? Тебе сие известно. Излагать ли, сколь гибельна вражда? Умолкаю пред разумением твоим! — Грядет война — и царства увлажаются кровию; грядет война — и жители бедствуют; грядет, говорю, война — и мир исчезает!

С сими словами притекаю к тебе, яко с масличною ветвию. Отверзи ухо твое слову мира, княже Георгие! не отринь его, и возвесели меня, убогого, посланного от Владыки духовного всех христиан, да возглашу: Блаженны миротворцы, столько же блаженны и внемлющие слову их!"

Исидор встал, сложил руки и низко поклонился Юрию. "Какое красноречие, какая сила слова!" — говорили князья и бояре; у многих показались на глазах слезы; Ощера сделал самую жалостную рожу, с унижением глядя на Юрия; Басенок потупил глаза и оперся на меч свой. Юрий спешил посадить по-прежнему Исидора.

— Сладостны речи твои, отец архимандрит, — отвечал потом Юрий, — и не умею я ответствовать тебе по красному смыслу речей твоих. Но просто, по малому разумению моему говоря, я не начинаю войны, но иду только требовать должного мне, и не виноват я буду, если дело дойдет до войны.

"Вспомни, князь Георгий, слова Писания, повелевающего прощать обиды и любить враги своя".

— Я и готов прощать и любить, — сказал Юрий в замешательстве.

"Если так, то останови пламень войны и опустошений, удержи мстящую руку, благоволи выслушать послов князя Московского, и — примирись с ним".

Юрий, в недоумении, молчал, не зная, что возразить хитроречивому Исидору. Косой нахмурил черные свои брови. Шемяка изъявил движением руки негодование; глаза боярина Иоанна злобно устремились на Исидора. Димитрий Красный, прелестный юноша, с русыми, кудрявыми волосами, голубыми глазами, и — говоря русским выражением, румяный, как красная девица, подступил тогда к отцу своему.

"Родитель! — сказал он, — отец Исидор говорит тебе то, что осмеливался говорить я и что внушало тебе собственное твое сердце. Не утушай благодати; из искры ея возгнети огнь, который бы попалил вражду, древнее чадо диавола! Избери мир на честных условиях, прости обидящих, возвесели сердца уповающих на радость блаженныя тишины!"

Тут Ощера осмелился начать, самым просительным голосом: "Мой господин, князь Василий Васильевич, кланяется тебе, государю, дяде своему, и готов он исправить все вины, возникшие невольно ко вражде. Приглашает он тебя на общий съезд, где соберутся все князья русские — если тебе это угодно. Он не взыскивает, что ты первый поднял оружие, и строго накажет зачинщиков вражды".

Тогда Косой поспешно встал со своего места, желая сказать что-то, но боярин Иоанн предупредил его, подошел к Юрию и сказал: "Если князь Василий изъявляет такую покорность, чего же более и желать тебе, князь Юрий Димитриевич? Согласись; пусть объявят условия!"

— Мы согласны, — отвечал Ощера, — скажите: чего вы требуете?

"И благодать Божия явно видна в сем начинании, благом и праведном!" — сказал Исидор радостно.

— О! укрепи его Бог в мысли святой и великой! — воскликнул Димитрий Красный.

"Меня оскорблял племянник, — сказал наконец Юрий. — Он обижал меня и детей моих. Дмитров, законный удел мой, он занял воинством".

— Его возвратят тебе, государь! — отвечал Ощера.

"На старости лет моих терпел я унижение от последнего раба его", — продолжал Юрий.

— Наименуй оскорбителей твоих, и будешь удовлетворен, — отвечал Ощера.

"Я наименую их тебе! — воскликнул Косой, поспешно приближаясь к Ощере, — слушай: ругательница князей, княгиня Софья, Витовтовна по батюшке, князь Василий Васильевич, называющий себя Великим князем — вот имена первых оскорбителей — слышишь ли ты их, кто ты такой, боярин что ли?"

Слова Косого заставили всех безмолвствовать. Красный обратился к брату с умоляющим взором. Юрий, казалось, оскорбился дерзкою смелостью сына. Боярин Морозов подошел в это время к Юрию и начал что-то шептать ему.

— Князь Василий Юрьевич, — сказал Ощера, оправляясь от первого замешательства, — если ты напоминаешь о бедственной ссоре твоей с тетушкою, то мы за тем и пришли, чтобы утушить все ссоры.

"Как: ссоре? — воскликнул Косой, — не о ссоре, но о позоре, о бесчестии моем, говорю я — о мечах убийц, поднятых на грудь мою среди дружеского пира — и чем же думает князь твой заплатить мне за этот позор и оскорбление?"