Клятва при гробе Господнем - Страница 124

124

— Что? — тихо спрашивал Старков. "Не выскочат!" — отвечал один воин.

— Подавай же огня! — вскричал Старков, растворяя дверь в сени. Там стояло множество воинов с зажженными фонарями.

Едва мог опомниться Шемяка. Раскрывая с трудом глаза, еще отягченные сном, он не понимал: во сне или наяву видит он избу, освещенную огнями, и толпу вооруженных воинов. Он хотел перевернуться, не мог, и только тогда заметил, что несколько сильных воинов держат его крепко.

— Чарторийский! спишь ли ты, или нет? Что это такое?

"Не сплю, князь Димитрий Юрьевич, да пошевелиться не могу — меня держит дюжина здоровых рук".

— Князь Димитрий Юрьевич! — сказал тогда Старков, выступая вперед, — от имени Великого князя Василия Васильевича объявляю тебя пленником.

Шемяка не отвечал ни слова. Он безмолвно смотрел на всех, окружавших его, и наконец сказал с негодованием: "Да воскреснет Бог! Какой дурной сон мне грезится! Кажется, я не много выпил с вечера".

— Изволь вставать, князь Димитрий Юрьевич, и прошу пожаловать за мною, — сказал Старков, сам сторонясь за своих воинов.

"Неужели это не сон? — вскричал Шемяка, стараясь пошевелиться. — Прочь от меня! Эй, ты, боярин Старков, или сам черт в его образе! вели отпустить меня этим бесам, а не то я не оставлю в вас живой души — с людьми управлюсь мечом, с чертями крестом!"

— Прошу не буйствовать, князь Димитрий Юрьевич, или я принужден буду употребить силу.

"Силу?" — И с этим словом кровь вскипела в жилах Шемяки. Как бешеный, рванулся он, вырвался из рук державших его воинов, вскочил и бросился к столу, где лежал меч его. Воины кинулись снова схватить его — стол полетел вверх ногами.

"Меч мой! — громко закричал Шемяка, — вставай, Чарторийский! это разбойники!"

— Воины! схватите князя! — закричал Старков, отступая к самым дверям.

"Прочь!" — загремел Шемяка, ухватил скамейку, стоявшую подле стола, и от одного размаха полетело с ног несколько человек.

— Князь! сопротивление бесполезно! — сказал Старков, — я кликну еще сто человек; ты безоружен — щади жизнь свою.

"Князь Димитрий Юрьевич! — сказал Чарторийский, — и я примолвлю: сопротивление бесполезно. Думать было в Кубене, думать было в Ярославле, а теперь поздно…"

Шемяка опустил на пол скамейку, бывшую в руках его; тяжкая печаль изобразилась на его лице. Никто не смел к нему подступить.

Безмолвие продолжалось с минуту.

— Говорите после этого, что добродетель есть на земле, что правда есть в мире! — сказал тихо Шемяка. — Ах! Софья моя, Софья! Ах! Князь Димитрий Васильевич! если бы вы теперь были здесь и знали!

"Князь! — сказал Старков, — прости меня: я исполняю повеления своего государя; не увечь без надобности невинного народа, а я поклянусь тебе, что никакого зла причинено тебе не будет!"

— Поклянись! — сказал Шемяка, обращаясь к нему с горькою улыбкою, — ну, поклянись, я послушаю!

"Вот тебе Бог порукою, и святая икона Владимирская, что жизнь твоя сохранится, и что мне велено только отвезти тебя в безопасное место и держать под стражею до дальнейшего повеления".

— А что это такое: безопасное место? Могила что ли? Видно, что до этого безопасного места любезный братец мой, Великий ваш князь, не думает уладить добром!

"Сохрани нас, Господи! мне повелено тебя чествовать и хранить".

— Откармливать на убой? Ха, ха, ха! — Опять все вамолчали.

— Слушай, — сказал Шемяка, идя к Старкову, — слушай… — Старков боязливо пятился от него. — Не бойся! — сказал Шемяка, — слушай мое препоручение, слушай же: если ты станешь посылать в Москву и доносить о поимке меня, то вели сказать брату, что скорее борода вырастет у него на ладони, нежели я помирюсь с ним; скажи ему, что он… выдумай самое непримиримое слово, — воскликнул Шемяка, схватя за руку Старкова и сильно сжимая ее, — скажи ему это слово от меня и прибавь к тому, что он изменник, обманщик, трус… Давайте мне одеваться! Готовы ли палачи твои, боярин?

"Поверь мне, князь…"

— Верю, всему верю, потому, что в роде нашем все бывало — и резали друг друга, и в тюрьмах душили, и глаза вынимали… Ба! Свирестель! ты ли это? — сказал Шемяка, увидя одного из воинов, — и ты здесь?

"Здесь, батюшка-князь!"

— Тебя не желал бы я встретить здесь: как мог ты принять на себя должность моего спекулатора? Помнишь ли ты битву у Николы Нагорного: я размозжил было тебе голову — ты закричал мне: "Пощади — у меня трое сирот!"

"Батюшка-князь!" — вскричал Свирестель, бросаясь целовать руку Шемяки, со слезами.

— Спасибо, хоть добро помнишь. Князю твоему уступил я целое царство, а он забыл это. Пояс мой! А меча мне не отдадут?

"Князь…" — сказал Старков, запинаясь.

— Ну, хорошо, хорошо! Смотрите только, чтобы он не заржавел. Отпустите же теперь Чарторийского. Старков! могу, ли я написать несколько слов, или послать кого-нибудь к моему будущему тестю?

"Князь…" — сказал опять Старков, в замешательстве.

— И этого нельзя? Хорошо. Готов ли ты, Чарторийский? Пойдем!

Шемяка вышел в сени. Толпа воинов занимала всю улицу; лошади были уже готовы; сторонясь, когда проходил Шемяка, один из воинов чем-то загремел; быстро взглянул на него Шемяка; воин что-то прятал позади себя; Шемяка сильно повернул его и увидел — железные кандалы!

— Видно, это кушанье не было готово ко вчерашнему ужину? — сказал он, обращаясь к Старкову.

Старков молчал.

— Подай мне их — я положу их с собою! — сказал Шемяка, схватывая кандалы, и скорыми шагами пошел к саням, сказав: — Будет время, когда звон этих кандалов обвинит Василия перед престолом Божиим!

124